Краткое сокращение рассказа конь с розовой гривой. «Конь с розовой гривой

События происходят в селе на берегу Енисея.

Бабушка пообещала внуку, что если он наберет в лесу туесок земляники, то она продаст ее в городе и купит ему пряник — белого коня с розовыми гривой и хвостом.

«Пряник можно сунуть под рубаху, бегать и слышать, как конь лягает копытами в голый живот. Холодея от ужаса — потерял, — хвататься за рубаху и со счастьем убеждаться— тут он, тут конь-огонь!»

Владельцу такого пряника от детей почет и уважение. Рассказывает мальчик (повествование ведется от первого лица) о «левонтьевских» ребятишках — детях соседа-лесозаготовщика.

Когда отец привозит деньги за лес, в доме пир горой. Жена Левонтия, тетка Васеня, «заполошная» — когда отдает долги, всегда передаст рубль, а то и два. Не любит считать деньги.

Бабушка их не уважает: несолидные они люди. Даже бани у них нет — моются в баньке у соседей.

Левонтий когда-то был моряком. Качал зыбку с младшеньким и пел песню:

Приплыл по акияну

Из Африки матрос,

Малютку облизьяну

Он в ящике привез...

В селе у всякой семьи «своя», коронная песня, которая глубже и полнее выражала чувства именно этой и никакой другой родни. «Я и поныне, как вспомню песню «Монах красотку полюбил», — так и вижу Бобровский переулок и всех бобровских, и мураши у меня по коже разбегаются от потрясенности».

Мальчик любит соседа, любит его песню про «облизьяну» и поплакать вместе со всеми над ее несчастной судьбой, любит попировать среди детишек. Бабушка сердится: «Нечего этих пролетарьев объедать!»

Однако Левонтий любил выпить, а выпивши, «бил остатки стекол в окнах,ругался, гремел, плакал.

На следующее утро он осколками стеклил окна, ремонтировал скамейки, стол и был полон раскаяния ».

С детьми дяди Левонтия герой отправился по землянику. Парнишки баловались, кидались друг в друга растрепанными берестяными туесками.

Старший (в этом походе) брат стал ругать младших, девочку и мальчика, за то, что они едят ягоды, а не собирают их для дома. Братья подрались, ягоды высыпались из медного чайника, куда их собирал старший.

Подавили в драке все ягоды.

Тогда и старший стал есть ягоды. «Исцарапанный, с шишками на голове от драк и разных других причин, с цыпками на руках и ногах, с красными окровенелыми глазами, Санька был вреднее и злее всех левонтьевских ребят».

А потом подбили и главного героя, на «слабо» взяли. Стараясь доказать, что он не жадина и не трус, мальчик высыпал свой почти полный туес на траву: «Ешьте!»

«Мне досталось всего несколько малюсеньких, гнутых ягодок с прозеленью. Жалко ягод. Грустно.

Тоска на сердце — предчувствует оно встречу с бабушкой, отчет и расчет. Но я напустил на себя отчаянность, махнул на все рукой — теперь уже все равно. Я мчался вместе с левонтьевскими ребятишками под гору, к речке, и хвастался:

— Я еще у бабушки калач украду!»

Хулиганство мальчишек жестокое: они поймали и растерзали рыбку «за некрасивый вид», убили ласточку камнем.

Санька забегает в темную пещеру и уверяет, что видел там нечистую силу — «пещерного домового».

Левонтьевские ребята издеваются над мальчиком: «Ох, влетит тебе от бабушки!» Они подучили его набить туесок травой, а сверху уложить слой ягод.

— Дитятко ты мое! — запричитала бабушка, когда я, замирая от страха, передал ей посудину. — Восподь тебе пособил, восподь! Уж куплю я тебе пряник, самый большущий. И пересыпать ягодки твои не стану к своим, прямо в этом туеске увезу...

Санька угрожает рассказать все бабушке и герою приходится украсть у своей единственной воспитательницы (он сирота) несколько калачей, чтобы Санька «нажрался».

Мальчик решает утром все рассказать бабушке. Но она рано утром уплыла в город продавать ягоды.

Герой идет с Санькой и младшими детьми на рыбалку, они ловят рыбу и жарят ее на костре. Вечно голодные дети съедают небогатый улов почти сырым.

Мальчик опять задумывается о своем проступке: «Зачем послушался левонтьевских? Вон как хорошо было жить... Может, лодка опрокинется и бабушка утонет? Нет уж, лучше пусть не опрокидывается. Мама утонула. Я нынче сирота. Несчастный человек. И пожалеть меня некому.

Левонтий только пьяный жалеет да еще дедушка — и все, бабушка только кричит, еще нет-нет да поддаст — у нее не задержится. Главное, дедушки нет. На заимке дедушка. Он бы не дал меня в обиду».

Тут опять начинает клевать рыба — да клюет хорошо. В самый разгар клева к месту рыбной ловли направляется лодка, где среди прочих сидит бабушка. Мальчик бросается наутек и отправляется к «двоюродному братишке Кеше, дяди Ваниному сыну, жившему здесь, на верхнем краю села».

Тетя Феня накормила мальчика, порасспрашивала обо всем, взяли за руку и отвела домой.

Она стала беседовать с бабушкой, а мальчик забился в кладовку.

Тетка ушла. «В избе не скрипели половицы, не ходила бабушка. Устала. Не ближний путь в город-то! Восемнадцать верст, да с котомкой Мне казалось, что, если я буду жалеть бабушку, думать про нее хорошо, она об этом догадается и все мне простит. Придет и простит. Ну разок и щелкнет, так что за беда! За такое дело и не разок можно...»

Вспоминает мальчик, в каком глубоком горе была бабушка, когда утонула его мать. Шестеро суток не могли увести рыдающую старуху с берега. Она все надеялась, что река смилостивится и вернет дочь живой.

Утром заснувший в кладовке мальчик слышал, как на кухне бабушка кому-то рассказывала:

— ...Культурная дамочка, в шляпке. «Я эти вот ягодки все куплю».

Пожалуйста, милости прошу. Ягодки-то, говорю, сиротинка горе мышный собирал...

Оказывается, приехал с заимки дедушка. Бабушка бранит его, что он слишком снисходителен: «Потатчик!»

Много заходит людей и бабушка всем рассказывает, что «утворил» ее внук. Это нисколько не мешает ей исполнять домашние дела: она носилась взад-вперед, доила корову, выгоняла ее к пастуху, вытряхивала половики, делала разные свои дела.

Дед утешает мальчика, советует ему пойти повиниться. Мальчик идет просить прощения.

«И срамила же меня бабушка! И обличала же! Только теперь, поняв до конца, в какую бездонную пропасть ввергло меня плутовство и на какую «кривую дорожку» оно меня еще уведет, коли я так рано взялся шаромыжничать, коли за лихим людом потянулся на разбой, я уж заревел, не просто раскаиваясь, а испугавшись, что пропал, что ни прощенья, ни возврата нету...»

Стыдно мальчику и страшно. И вдруг...

Бабушка позвала его и он увидел: «по скобленому кухонному столу, будто по огромной земле, с пашнями, лугами и дорогами, на розовых копытцах, скакал белый конь с розовой гривой.

— Бери, бери, че смотришь? Глядишь, за то еще когда омманешь баушку...

Сколько лет с тех пор прошло! Сколько событий минуло. Нет в живых дедушки, нет и бабушки, да и моя жизнь клонится к закату, а я все не могу забыть бабушкиного пряника — того дивного коня с розовой гривой».

12 мая 2013

Многим ещё со школьной скамьи известен рассказ знаменитого писателя Виктора Астафьева "Конь с розовой гривой". Краткое содержание его могут пересказать многие, но всё же есть люди, коим данное трогательное произведение незнакомо. Для них будет полезна данная статья.

Рассказа "Конь с розовой гривой" краткое содержание повествует о мальчике-сироте из сибирской деревни, которого воспитывают бабушка и дедушка. Бабушка посылает его за земляникой с соседским ребятами, пообещав набранные ягоды продать в городе и купить внуку пряник "конём". Это сладкая лошадка белая, а грива, копыта и хвост у нее розовые. Это предел мечтаний всех деревенских ребятишек!

Конечно, краткое содержание "Конь с розовой гривой" будет неполным, если не упомянуть о тех самых ребятах, которые сыграют не последнюю роль в событиях этого рассказа. Соседи Левонтий и Васеня - люди особенные. Глава семьи работает по полторы-две недели, всё это время его жена ходит по знакомым и занимает деньги и продукты, дабы накормить многочисленную ребятню. Но стоит Левонтию получить зарплату, как тут же она разлетается - раздаются долги соседям "с избытком" в рубль, а то и два. Закатывается пир горой. Если герою рассказа удаётся в такой день проскользнуть к соседям (что строжайше бабушкой запрещается), то ему тут и почёт, и забота, и любовь. Поскольку левонтьевские ребятишки при родителях, а он сирота.

Пир в доме соседей обычно заканчивается буйством главы семьи, дети разбегаются, кто куда, тётка Васеня обычно скрывается в доме главного героя под крылом его сердобольной бабушки. Утром Левонтий чинит побитые окна, ремонтирует скамейки, стулья и стол, после чего в унынии уходит на работу. А Васеня снова идёт занимать у знакомых...

Далее рассказа Астафьева "Конь с розовой гривой" краткое содержание повествует о том, как герой наш вместе с соседями пошёл-таки собирать землянику. В итоге левонтьевская ребятня свои ягоды съела, разругавшись друг с другом, и принялась "подначивать" главного героя, что он бабушку боится. Итогом "дразнилок" становится отчаянный поступок - Витька ягоды высыпает, орава их тут же сметает. А герой наш набирает в туес травы, а сверху наскоро насыпает ягод.

Бабушка обман не раскрывает, от души хвалит Витю, но совесть его всё же терзает, поэтому весь следующий день, пока она в городе, мальчик проводит с левонтьевскими ребятишками на рыбалке. А к вечеру на подходе к дому, завидев бабушку, наш герой убегает к двоюродному брату, где допоздна играет. Но тётка отводит его домой и отправляет в кладовку.

Там он и засыпает, а утром просыпается от того, что бабушка кому-то возмущённо рассказывает о его обмане. Слышит, как она вспоминает о его утонувшей матери, которую шесть дней не могли найти в реке, как обе мучились - мать в реке, а бабушка дома. Сердце мальчика обливается кровью, он уже тысячу раз пожалел о своем обмане. И когда дедушка вытаскивает его из кладовки плачущего, он только и может сказать: "Я больше... Я больше..." Но бабушка уже простила его, а после завтрака Витя видит перед собой... пряничного коня. На всю жизнь запомнится ему этот незаслуженный им подарок, который говорил о любви родных ему людей.

Это краткий пересказ. "Конь с розовой гривой", впрочем, не настолько велик и труден для прочтения, чтобы только им и ограничиться. Поэтому мы советуем все-таки прочитать эту историю в том виде, в каком ее преподносит сам автор. Рассказа "Конь с розовой гривой" краткое содержание не может дать вам того впечатления, которое останется после оригинала.

Источник: fb.ru

Актуально

Разное
Разное

План пересказа

1. Пряник «конем» — мечта всех деревенских малышей.
2. Жизнь семьи дяди Левонтия и тети Васени.
3. Дети идут собирать землянику.
4. Драка братьев Левонтьевых.
5. Мальчик и ребятишки Левонтьевы съедают землянику.
6. Игры на Малой речке.
7. Обман. Кража калачей.
8. Ватага ребят идет ловить рыбу.
9. Муки совести.
10. Возвращение бабушки.
11. Мальчик, не желая возвращаться домой, идет к двоюродному брату Кешке.
12. Тетя Феня отводит героя домой и разговаривает с бабушкой.
13. Ночь в кладовке.
14. Возвращение деда. Бабушка прощает внука и дарит ему заветный пряник.

Пересказ

Герой произведения - сирота, он живет с бабушкой и дедом. Мы узнаем, что конь с розовой гривой — необыкновенный пряник, мечта всех деревенских ребятишек. Бабушка героя обещает купить этот пряник, продав землянику, которую мальчику предстоит собрать. Это нехитрое задание становится настоящим испытанием для него, поскольку идти приходится с соседскими ребятами, детьми дяди Левонтия и тети Васени.

Семья дяди Левонтия живет бедно, но ярко. Когда он получает зарплату, не только их, но и всех соседей охватывает какая-то «неспокойность, лихорадка». Тетка Васеня быстро раздает долги, и один день все бесшабашно гуляют, а уже через несколько дней опять приходится занимать. Их отношение к

жизни показано через отношение к дому, в котором «были одни ребятишки и ничего больше». Окна у них кое-как застеклены (их выбивает довольно часто пьяный отец), посередине избы находится «раскорячившаяся» печка. Эти детали подчеркивают, что живет семья дяди Левонтия как придется, не задумываясь.

Герой рассказа, находясь рядом с левонтьевскими ребятишками, попадает под их влияние. Он становится свидетелем драки братьев. Старший недоволен тем, что младшие не столько собирают землянику, сколько едят ее. В результате все собранное съедено. Они задираются, говоря, что рассказчик боится бабушки и жадничает. Желая доказать обратное, мальчик отдает им всю собранную ягоду. Это поворотный момент в его поведении, так как дальше он делает все, как они, становится одним из «левонтьевской орды». Он уже крадет для них калачи, разоряет чужой огород, обманывает: по совету Саньки набивает туесок травой, а сверху присыпает траву земляникой.

Страх наказания, муки совести не дают ему уснуть. Мальчик не рассказывает правды, и бабушка уезжает продавать ягоды. Муки совести становятся все более сильными, уже ничего не радует героя: ни рыбалка, на которую он пошел вместе с левонтьевскими, ни новые способы выйти из положения, предложенные Санькой. Оказывается, что мир и покой в душе — самые лучшие блага на свете. Мальчик, не знающий, как загладить свою вину, по совету деда просит у бабушки прощения. И вдруг перед ним оказывается тот самый пряник, который он и не надеялся уже получить: «Сколько лет с тех пор прошло! Сколько событий минуло! А я все не могу забыть бабушкиного пряника — того дивного коня с розовой гривой».

Мальчик получает подарок, потому что бабушка желает ему добра, любит его, хочет поддержать, видя его душевные страдания. Нельзя научить человека быть добрым, не даря ему свою доброту.

Рассказ

Бабушка возвратилась от соседей и сказала мне, что Левонтьевские ребятишки собираются на увал по землянику.

– Сходи с ними, – говорила она. – Наберёшь туесок. Я повезу свои ягоды на продажу, твои тоже продам и куплю тебе пряник.

– Конём, баба?

– Конём, конём.

Пряник конём! Это ж мечта всех деревенских малышей. Он белый-белый, этот конь. А грива у него розовая, хвост розовый, глаза розовые, копыта тоже розовые.

Бабушка никогда не давала мне бегать с куском хлеба. Ешь за столом, иначе будет худо. Но пряник совсем другое дело. Пряник можно положить под рубаху и слышать, бегая, как конь ударяет копытами по голому животу. Холодея от ужаса – потерял! – хвататься за рубаху и со счастьем убеждаться, что тут он, тут, конь-огонь. С таким конём сразу почёту сколько, внимания! Ребята Левонтьевские вокруг тебя и так, и этак ластятся, и в чижа первому бить дают, и из рогатки стрельнуть, чтоб только им позволил потом откусить от коня или лизнуть его.

Когда даёшь Левонтьевским Саньке или Таньке откусывать, надо держать пальцами то место, по которое откусить положено, и держать крепко, иначе Танька или Санька так цапнут; что останется от коня хвост да грива.

Левонтий, сосед наш, работал на бадогах. Бадогами у нас зовут длинные дрова для известковых печей. Левонтий заготавливал лес на бадоги, пилил его, колол и сдавал на известковый завод, что был супротив деревни по другую сторону Енисея.

Один раз в десять дней, а может, и в пятнадцать, я точно не помню, Левонтий получал деньги, и тогда в доме Левонтия, где были одни ребятишки и ничего больше, начинался пир горой.

Какая-то неспокойность, лихорадка, что ли, охватывала тогда не только Левонтьевский дом, но и всех соседей. Ещё рано утром к бабушке забегала Левонтьиха, тётка Василиса, запыхавшаяся, загнанная, с зажатыми в горсти рублями:

– Да стой ты, чумовая! – окликала её бабушка. – Сосчитать ведь надо!

Тётка Василиса покорно возвращалась и, пока бабушка считала деньги, перебирала босыми ногами, ровно горячий конь, готовый рвануть, как только приотпустят вожжи.

Бабушка считала обстоятельно и долго, разглаживая каждый рубль. Сколько я помню, больше семи или десяти рублей из «запасу на чёрный день» бабушка никогда Левонтьевым не давала, потому как весь этот «запас», кажется, состоял из десятки. Но и при такой малой сумме заполошная Левонтьиха умудрялась обсчитаться на рубль, а то и на тройку. Бабушка напускалась на Левонтьиху со всей суровостью;

– Ты как же с деньгами-то обращаешься, чучело безглазое?! Мне рупь, другому рупь. Это что ж получается?!..

Но Левонтьиха опять делала юбкой вихрь и укатывалась:

– Передала ведь!

Бабушка ещё долго поносила Левонтьиху, самого Левонтия, била себя руками по бёдрам, плевалась, а я подсаживался к окну и с тоской глядел на соседский дом.

Стоял он сам собою на просторе, и ничто-то ему не мешало смотреть на свет белыми кое-как застеклёнными окнами – ни забор, ни ворота, ни сенцы, ни наличники, ни ставни.

Весною, поковыряв маленько землю на огороде вокруг дома, Левонтьевские возводили изгородь из жердей, хворостин, старых досок. Но зимой всё это постепенно исчезало в ненасытной утробе русской печи, уныло раскорячившейся посреди избы Левонтия.

Танька Левонтьевская говаривала по этому поводу, шумя беззубым ртом:

– Зато как тятька шурунёт нас – бегишь и не запнешша.

Сам Левонтий выходил на улицу в штанах, державшихся на единственной старинной медной пуговице с двумя орлами, и в рубахе навыпуск вовсе без пуговиц. Он садился на истюканный топором чурбак, изображавший крыльцо, и благодушно отвечал на укоры бабушки:

– Я, Петровна, слабоду люблю! – и обводил рукой вокруг себя. – Хорошо! Ништо глаз не угнетат!

Левонтий любил меня, жалел. Главная цель моей жизни была прорваться в дом Левонтия после его получки. Сделать это не так-то просто. Бабушка знает все мои повадки наперёд.

– Нечего куски выглядывать! – гремит она.

Но если мне удаётся ушмыгнуть из дома и попасть к Левонтьевым, тут уж всё, тут уж для меня праздник!

– Выдь отсюда! – строго приказывал пьяненький Левонтий кому-нибудь из своих парнишек. Тот нехотя вылезал из-за стола, Левонтий пояснял детям это действие уже обмякшим голосом: – Он сирота, а вы всё ш таки при родителях! Мать-то ты хоть помнишь ли? – взрёвывал он, жалостно глянув на меня. Я утвердительно кивал головой, и тогда Левонтий со слезой вспоминал: – Бадоги с ней по один год кололи-и! – и, совсем уж разрыдавшись, вспоминал: – Когда ни придёшь… ночь, в нолночь… пропа… пропащая ты голова, Левонтий, скажет и… опохмелит…

Тут тётка Василиса, ребятишки Левонтия и я вместе с ними ударялись в голос, и до того становилось полюбовно и жалостно в избе, что всё-всё высыпалось и вываливалось на стол, и все дружно угощали меня, и сами ели уж через силу.

Поздним вечером либо совсем уж ночью Левонтий задавал один и тот же вопрос: «Что такое жисть?!» После чего я хватал пряники, конфеты, ребятишки Левонтьевские тоже хватали, что попадало под руки, и разбегались, кто куда. Последней ходу задавала тётка Василиса. И бабушка моя «привечала» её до утра. Левонтий бил остатки стёкол в окнах, ругался, гремел, плакал.

На следующий день он осколками стеклил окна, ремонтировал скамейки, стол и, полный мрака и раскаянья, отправлялся на работу. Тётка Василиса дня через три-четыре ходила по соседям и уже не делала вихрь юбкой. Она снова занимала денег, муки, картошек, чего придётся.

Вот с ребятишками-то дяди Левонтия и отправился я. по землянику, чтобы трудом своим заработать пряник. Ребятишки Левонтьевские несли в руках бокалы с отбитыми краями, старые, наполовину изодранные на растопку; берестяные туески и даже ковшик без ручки. Посудой этой они бросались друг в друга, барахтались, раза два принимались драться, плакали, дразнились. По пути они заскакивали в чей-то огород и, поскольку там ещё ничего не поспело, напластали беремя луку-батуна, наелись до зелёной слюны и остальной лук бросили. Оставили только несколько пёрышек на дудки. В обкусанные перья лука они пищали всю дорогу, и под музыку мы скоро пришли в лес, на каменистый увал. Начали брать землянику, только-только ещё поспевающую, редкую, белобокую и особенно желанную и дорогую.

Я брал старательно и скоро покрыл дно аккуратненького туеска стакана на два-три. Бабушка говаривала, что главное в ягодах – закрыть дно посудины. Вздохнул я с облегчением и стал брать ягоды скорее, да и попадалось их выше по увалу больше и больше.

Левонтьевские ребятишки тоже сначала ходили тихо. Лишь позвякивала крышка, привязанная к медному чайнику. Чайник этот был у старшего парнишки Левонтьевых, и побрякивал он им для того, чтобы мы слышали, что он, старший, тут, поблизости, и бояться нам некого и незачем.

Но вдруг крышка чайника забрякала нервно, послышалась возня:

– Ешь, да? Ешь, да? А домой чё? А домой чё? – спрашивал старший и давал кому-то пинки после каждого вопроса.

– А-га-а-а! – запела Танька, – Санька тоже съел, так ничего-о-о…

Попало и Саньке, Он рассердился, бросил посудину и свалился в траву. Старший брал-брал ягоды, и, видать, обидно ему стало, что вот берёт он, для дома старается, а те вот жрут ягоды либо вовсе в траве валяются. Подскочил он к Саньке и пнул его ещё раз, Санька взвыл, кинулся на старшего. Зазвенел чайник, брызнули из него ягоды. Бьются братья Левонтьевы, катаются, все ягоды раздавили.

После драки и у старшего опустились руки. Принялся он собирать просыпанные давленые ягоды, и в рот их.

– Вам можно, а мне нельзя? – зловеще спрашивал он, пока не съел всё, что удалось собрать.

Вскоре братья Левонтьевы как-то незаметно помирились, перестали обзываться и решили сходить к малой сечке побрызгаться.

Мне тоже хотелось побрызгаться, но я не решался пойти с увала к речке. Санька стал кривляться:

– Бабушки Петровны испугался! Эх ты… – И Санька назвал меня нехорошим, обидным словом. Он много знал таких слов. Я тоже знал их, научился у Левонтьевских ребят, но боялся, а может, и стеснялся их употреблять, и сказал только:

– Зато мне баба пряника конём купит!

– Я?

– Ты!

– Жадный?

– Жадный!

– А хочешь, все ягоды съем?! – сказал я это и сразу покаялся, понял, что попался на уду. Исцарапанный, с шишками на голове от драк и разных других причин, с цыпками на руках и ногах, Санька был вреднее и злее всех Левонтьевских ребят.

– Слабо! – сказал он.

– Мне слабо? – хорохорился я, искоса глядя в туесок. Там было ягод уже выше середины. – Мне слабо? – повторял я гаснущим голосом и, чтобы не спасовать, не струсить, не опозориться, решительно вытряхнул ягоды в траву: – Вот! Ешьте вместе со мной!

Навалилась Левонтьевская орда, и ягоды вмиг исчезли.

Мне досталось всего несколько ягодок. Грустно. Но я уже сделался отчаянным, махнул на все рукой. Я мчался вместе с ребятишками к речке и хвастался:

– Я ещё у бабушки калач украду!

Ребята поощряли меня, давай, мол, и не один калач, может, мол, ещё шанег прихватишь либо пирог.

– Ладно! – с воодушевлением кричал я.

Мы брызгались из речки студёной водой, бродили по ней и руками ловили пищуженца-подкаменщика, Санька ухватил эту мерзкую на вид рыбину, назвал её срамно, и мы растерзали её на берегу за некрасивый вид. Потом пуляли камнями в пролетающих птичек и подшибли стрижа. Мы отпаивали стрижа водой из речки, но он пускал в речку кровь, а воды проглотить не мог и умер, уронив голову. Мы похоронили стрижа и скоро забыли о нём, потому что занялись захватывающим, жутким делом – забегали в устье холодной пещеры, где жила (это в деревне доподлинно знали) нечистая сила. Дальше всех в пещеру забежал Санька. Его и нечистая сила не брала!

Так интересно и весело мы провели весь день, и я совсем уж забыл про ягоды. Но настала пора возвращаться домой. Мы разобрали посуду, спрятанную под деревом.

– Задаст тебе Катерина Петровна! Задаст! – хихикнул Санька. – Ягоды-т мы съели. Ха-ха! Нарошно съели! Ха-ха! Нам-то ништяк! Хо-хо! А тебе-то ха-ха!..

Я и сам знал, что им-то, Левонтьевским, «хо-хо!», а мне «ха-ха!» Бабушка моя, Катерина Петровна, – не тётка Василиса.

Жалко плёлся я за Левонтьевскими ребятишками из лесу. Они бежали впереди меня и гурьбой гнали по дороге ковшик без ручки. Ковшик звякал, подпрыгивал на камнях, и от него отскакивали остатки эмалировки.

– Знашь чё? – поговорив с братанами, обернулся ко мне Санька. – Ты в туес травы натолкай, а сверху ягод – и готово дело! «Ой, дитятко моё! – принялся с точностью передразнивать мою бабушку Санька. – Пособил тебе восподь, сиротинке, пособи-ил». – И подмигнул мне бес-Санька, и помчался дальше, вниз с увала.

А я остался.

Утихли голоса Левонтьевских ребятишек внизу за огородами. Я стоял с туеском, один на обрывистом увале, один в лесу, и мне было страшно. Правда, деревню здесь слышно. А всё же тайга, пещера недалеко, и в ней нечистая сила.

Повздыхал, повздыхал, чуть было не всплакнул даже и принялся рвать траву. Набрал ягод, заложил верх туеска, получилось даже с копной.

– Дитятко ты моё! – запричитала бабушка, когда я, замирая от страха, передал ей посудину свою. – Восподь тебе, сиротинке, пособи-ил. Уж куплю я тебе пряник да самый большущий. И пересыпать ягодки твои не стану к своим, а; прямо в этом туеске увезу…

Отлегло маленько. Я думал, сейчас бабушка обнаружит моё мошенничество, даст мне за это, что полагается, и уже отрешённо приготовился к каре за содеянное злодейство.

Но обошлось. Всё обошлось. Бабушка отнесла мой туесок в подвал, ещё раз похвалила меня, дала есть, и я подумал, что бояться мне пока нечего и жизнь не так уж худа.

Побежал играть на улицу, и там дёрнуло меня сообщить обо всём Саньке.

– А я расскажу Петровне! А я расскажу!..

– Не надо, Санька!

– Принеси калач, тогда не расскажу.

Я пробрался тайком в кладовку, вынул из ларя калач и принёс его Саньке под рубахой. Потом ещё принёс, потом ещё, пока Санька не нажрался.

«Бабушку надул, калачи украл! Что только будет?» – терзался я ночью, ворочаясь на полатях. Сон не брал меня, как окончательно и вконец запутавшегося преступника.

– Ты чего там елозишь? – хрипло спросила из темноты бабушка. – В речке, небось, опять бродил? Ноги, небось, болят?

– Не-е, – жалко откликнулся я, – сон приснился…

– Ну, спи с богом. Спи, не бойся. Жизнь страшнее снов, батюшко… – уже невнятно бормотала бабушка.

«А что если разбудить её и всё-всё рассказать?»

Я прислушался. Снизу доносилось трудное дыхание утомлённого старого человека. Жалко будить бабушку. Ей рано вставать. Нет уж, лучше я не буду спать до утра, скараулю бабушку, расскажу ей обо всём – и про туесок, и про калачи, и про всё, про всё…

От этого решения мне стало легче, и я не заметил, как закрылись глаза. Возникла Санькина немытая рожа, а потом замелькала земляника, и засыпала, завалила она и Саньку, и всё на этом свете.

На полатях запахло сосняком, ягодами, и пришли ко мне неповторимые детские сны. В этих снах часто с замиранием сердца падаешь вниз. Говорят – оттого, что растёшь.

Дедушка был на заимке, километрах в пяти от села, в устье реки Маны. Там у нас была посеяна полоска ржи, полоска овса и полоска картофеля. О колхозах тогда ещё только начинались разговоры, и селяне наши пока жили единолично. У дедушки на заимке я очень любил бывать. Спокойно у него там, обстоятельно как-то. Может, оттого, что дедушка никогда не шумит и даже работает тихо, неторопливо, но очень уёмисто и податливо.

Ах, если бы заимка была ближе! Я бы ушёл, скрылся. Но пять километров для меня тогда были огромным, непреодолимым расстоянием. И Алёшки, моего двоюродного глухонемого братишки, нет. Недавно приезжала Августа, его мать, и забрала Алёшку с собой на сплавной участок, где она работала.

Слонялся я, слонялся по пустой избе и ничего другого не смог придумать, как податься к Левонтьевским.

– Уплыла Петровна? – весело ухмыльнулся Санька и цыркнул слюной на пол в дырку меж передних зубов. У него в этой дырке запросто мог поместиться ещё один зуб, и мы страшно завидовали этой Санькиной дырке. Как он сквозь неё плевал!

Санька собирался на рыбалку и распутывал леску. Малые Левонтьевские ходили возле скамеек, ползали, ковыляли просто так на кривых ногах. Санька раздавал затрещины направо и налево за то, что малые лезли под руку и путали леску.

– Крючка нету, – сердито сказал он, – проглотил, должно, который-то.

– Помрёт!

– Ништяк, – успокоил меня Санька. – Дал бы ты крючок, я бы тебя на рыбалку взял.

– Идёт! – я обрадовался и помчался домой, схватил удочку, хлеба, и мы подались к каменным бычкам, за поскотину, спускавшуюся прямо в Енисей ниже села.

Старшего Левонтьевского сегодня не было. Его взял с собою на «бадоги» отец, и Санька командовал напропалую. Поскольку был он сегодня старшим и чувствовал большую ответственность, то уж не задирался почти и даже усмирял «народ», если тот принимался драться…

У бычков Санька поставил удочки, наживил червяков, поплевал на них и закинул лески.

– Ша! – сказал Санька, и мы замерли.

Долго не клевало. Мы устали ждать, и Санька прогнал нас искать кислицу – щавель, чеснок береговой и редьку дикую.

Левонтьевские ребятишки умели пропитаться «от земли», ели всё, что бог пошлёт, ничем не брезговали, и оттого были все краснорожие, сильные, ловкие, особенно за столом.

Пока мы собирали пригодную для жратвы зелень, Санька вытащил двух ершей, одного пескаря и белоглазого ельца.

Развели огонь на берегу. Санька вздел на палочки рыб и начал их жарить.

Рыбки были съедены без соли и почти сырые. Хлеб мой ребятишки ещё раньше смолотили и занялись кто чем: вытаскивали из норок стрижей, «блинали» каменными плиточками по воде, пробовали купаться, но вода была ещё холодная, и все быстро выскочили из реки – отогреваться у костра. Отогрелись и повалились в ещё низкую траву.

День был ясный, летний. Сверху пекло. Возле поскотины огнисто полыхали цветы-жарки, в ложке, под берёзами и боярками клонились к земле рябенькие кукушкины слёзки. На длинных хрустких стеблях болтались из стороны в сторону синие колокольчики, и, наверное, только пчёлы слышали, как они звенели. Возле муравейника на обогретой земле лежали полосатые цветки граммофончики, и в голубой их рупор совали головы шмели. Они надолго замирали, выставив мохнатые зады, должно быть, заслушивались музыкой. Берёзовые листья блестели, осинник сомлел от жары, не трепыхался. Боярка доцветала и сорила в воду, сосняк окурен прозрачной дымкой. Над Енисеем чуть мерцало. Сквозь это мерцание едва проглядывали красные жерла известковых печей, полыхавших по ту сторону реки. Леса на скалах стояли неподвижно, и железнодорожный мост в городе, видимый из нашей деревни в ясную погоду, колыхался тонкою паутинкой и, если долго смотреть на него, вовсе разрушался, падал.

Оттуда, из-за моста должна приплыть бабушка. Что только будет? И зачем, зачем я так сделал?! Зачем послушал Левонтьевских?

Вон как хорошо было жить! Ходи, бегай и ни о чём не думай. А теперь? Может, лодка опрокинется и бабушка утонет? Нет, уж лучше пусть не опрокидывается. Моя мать утонула. Чего хорошего? Я нынче сирота. Несчастный человек. И пожалеть меня некому. Левонтий только пьяный пожалеет и всё, а бабушка только кричит да нет-нет и поддаст – у неё не задержится. И дедушки нет. Не заимке он, дедушка. Он бы не дал меня в обиду. Бабушка кричит нa него: «Потатчик! Своих всю жизнь потакал, теперь этого!..»

«Дедушка, ты дедушка, хоть бы ты в баню мыться приехал, хоть бы просто так приехал и взял бы меня с собою!»

– Ты чего нюнишь? – наклонился ко мне Санька с озабоченным видом.

– Ништяк! – утешил меня Санька. – Не ходи домой и всё! Заройся в сено и притаись. Петровна видела у твоей матери глаз приоткрытый, когда её хоронили. Боится теперь, что и ты тоже утонешь. Вот она закричит, запричитает: «Утону-у-ул мой дитятко, спокинул меня сироти-иночка», а ты тут как тут…

– Не буду так делать! – запротестовал я. – И слушаться тебя не буду!..

– Ну и чёрт с тобой! Тебе же лучше хотят… Во! Клюнуло! У тебя клюнуло! Тяни!

Я скатился с яра вниз, переполошил стрижей в дырках и рванул удочку. Попался окунь. Потом ещё окунь. Потом ёрш. Подошла рыба, начался клёв. Мы наживляли червяков, закидывали.

– Не перешагивай через удилище! – суеверно орал Санька на совсем ошалевших от восторга Левонтьевских малышей и таскал рыбёшек. Малыши надевали их на ивовый прут и опускали в воду.

Вдруг за ближним каменным бычком защёлкали о дно кованые шесты, и из-за мыска показалась лодка. Трое мужиков разом выбрасывали из воды шесты. Сверкнув отшлифованными наконечниками, шесты разом падали в воду, и лодка, зарывшись по самые обводы в реку, рвалась вперёд, откидывая на стороны волны.

Ещё взмах шестов, перекидка руки, толчок – и лодка ближе, ближе. Вот уж кормовой давнул шестом, и лодка кивнула носом в сторону от наших удочек. И тут я увидел сидящего на беседке ещё одного человека. Полушалок на голове, концы его пропущены под мышки, крест на крест завязаны на спине. Под полушалком крашеная в бордовый цвет кофта, которая вынималась из сундука только по случаю поездки в город и по большим праздникам…

Ведь это ж бабушка!

Рванул я от удочек прямо к яру, подпрыгнул, ухватился за траву и повис, засунув большой палец ноги в стрижиную норку. Тут подлетел стриж, тюкнул меня по голове, и я упал вниз, на комья глины. Соскочил и ударился бежать по берегу прочь от лодки.

– Ты куда?! Стой! Стой, говорю! – крикнула бабушка.

Я мчался во весь дух.

– Я-а-авишься, я-а-авишься домой, мошенник! – нёсся вслед мне голос бабушки. А мужики поддали жару, крикнув:

– Держи его!

И я не заметил, как оказался на верхнем конце деревни.

Тут только я обнаружил, что наступил уже вечер, и волей-неволей надо возвращаться домой. Но я не хотел домой и на всякий случай подался к двоюродному братишке Ваньке, жившему здесь, на верхнем краю села.

Мне повезло. Возле дома Кольчи-старшего, Ванькиного отца, играли в лапту. Я ввязался в игру и пробегал до темноты.

Появилась тётя Феня, Ванькина мать, и спросила меня:

– Ты почему домой не идёшь?

Бабушка ведь потеряет тебя?

– Не-е, – беспечно ответил я. – Она в город уплыла. Может, ночует там.

Тогда тётя Феня предложила мне поесть, и я с радостью смолотил всё, что она мне дала. А тонкошеий молчун Ванька попил варёного молока, и мать сказала ему:

– Всё на молочке да на молочке. Глади вон, как ест парнишка, и оттого крепок.

Я уже надеялся, что тётя Феня и ночевать меня оставит, но она ещё порасспрашивала, порасспрашвала обо всём, затем взяла меня за руку и отвела домой.

В доме уже не было свету. Тётя Феня постучала в окно. Бабушка крикнула: «Не заперто». Мы вошли в тёмный и тихий дом, где только и слышалось многокрылое жужжание бьющихся о стекло мух, пауков да ос.

Тётя Феня оттеснила меня в сени и втолкнула в пристроенную к сеням кладовку. Там была налажена постель из половиков и старого седла в головах – на случай, если днём кого-то сморит жара и ему захочется отдохнуть в холодке.

Я зарылся в половики, притих.

Тётя Феня и бабушка о чём-то разговаривали в избе. В кладовке пахло отрубями, пылью и сухой травой, натыканной во все щели и под потолком. Трава эта всё чего-то пощёлкивала да потрескивала, и оттого, видно, в кладовке было немного таинственно и жутковато.

Под полом одиноко и робко скреблась мышь, голодающая из-за кота. На селе утверждалась тишина, прохлада и ночная жизнь. Убитые дневною жарой собаки приходили в себя, вылазили из-под сеней, крылец, конур и пробовали голоса. У моста, что проложен через малую речку, пиликала гармошка. На мосту у нас собирается молодёжь, пляшет там и поёт. У дяди Левонтия спешно рубили дрова. Должно быть, дядя Левонтий принёс чего-то на варево. У кого-то Левонтьевские «сбодали» жердь? Скорее всего, у нас. Есть им время сейчас идти далеко.

Ушла тётя Феня, плотно прикрыв дверь в сенцах. Воровато прошмыгнул под крыльцо кот, и под полом стихла мышь. Стало совсем темно и одиноко. В избе не скрипели половицы, не ходила бабушка. Устала, должно быть. Мне сделалось холодно. Я свернулся калачиком и уснул.

Проснулся я от солнечного луча, пробившегося в мутное окошко кладовки. В луче мошкой мельтешила пыль, откуда-то наносило заимкой, пашнею. Я огляделся, и сердце моё радостно встрепенулось – на меня был накинут дедушкин старенький полушубок. Дедушка приехал ночью! Красота!

Я прислушался. На кухне бабушка громко и с возмущением рассказывала:

– …культурная дамочка, в шляпке. Говорит: «Я у вас эти вот ягоды все куплю». Я говорю: «Пожалуйста, милости прошу. Ягодки-то, говорю, сиротинка горемышный собирал…»

Тут я, кажется, провалился сквозь землю вместе с бабушкой и уже не мог разобрать последних слов, потому что закрылся полушубком, забился в него, чтобы помереть скорее.

Но сделалось жарко, глухо, стало невмоготу дышать, и я открылся.

– …своих вечно потачил! – шумела бабушка. – Теперь этого! А он уж мошенничает! Что потом из него будет? Катаржанец будет! Вечный арестант будет! Я вот ещё Левонтьевских в оборот возьму! Это ихняя грамота!..

– Не спишь ведь, не спишь! Всё-о вижу!

Но я не сдавался. Забежала в дом бабушкина племянница, спросила, как бабушка сплавала в город. Бабушка сказала, что слава тебе господи, и тут же принялась рассказывать:

– Мой-то, малой-то! Чего утворил!..

В это утро к нам приходило много людей, и всем бабушка говорила: «А мой-то, малой-то!..»

Бабушка ходила взад-вперёд, поила корову, выгоняла её к пастуху, делала разные свои дела и всякий раз, проходя мимо дверей кладовки, кричала:

– Не спишь ведь, не спишь! Я всё-о вижу!

В кладовку завернул дедушка, вытянул из-под меня кожаные вожжи и подмигнул: «Ничего, дескать, не робей». Я зашмыгал, носом. Дед погладил меня по голове, и так долго копившиеся слёзы хлынули потоком.

– Ну что ты, что ты? – успокаивал меня дед, обирая большой, жёсткой и доброй рукою слёзы с моего лица. – Чего же голодный-то лежишь? Попроси прощенья… Ступай, ступай, – легонько подтолкнул меня дед.

Придерживая одной рукой штаны, а другую прижав локтем к глазам, я ступил в избу и завёл:

– Я больше… Я больше… Я больше… – и ничего дальше сказать не мог.

– Ладно уж, умывайся да садись трескать! – всё ещё непримиримо, но уже без грозы, без громов сказала бабушка.

Я покорно умылся. Долго и очень тщательно утирался рушником, то и дело содрогаясь от всё ещё непрошедших всхлипов, и присел к столу. Дед возился на кухне, сматывал на руку вожжи, ещё чего-то делал. Чувствуя его незримую и надёжную поддержку, я взял со стола краюху и стал есть всухомятку. Бабушка одним махом плеснула молока в бокал и со стуком поставила посудину передо мной:

– Ишь ведь какой смирненький! Ишь ведь какой тихонький, и молочка не попросит!..

Дед мне подморгнул – терпи, дескать. Я и без него знал – боже упаси сейчас перечить бабушке или даже подать голос. Она должна высказаться, должна разрядиться.

Долго бабушка обличала меня и срамила. Я ещё раз раскаянно заревел. Она ещё раз прикрикнула на меня.

Но вот выговорилась бабушка. Ушёл куда-то дед. Я сидел, разглаживал заплатку на штанах, вытягивал из неё нитки. А когда поднял голову, увидел перед собой…

Я зажмурился и снова открыл глаза. Ещё раз зажмурился, ещё раз открыл. По замытому, скоблёному кухонному столу, как по огромной земле с пашнями, лугами и дорогами, на розовых копытцах скакал белый конь с розовою гривой. А от печки слышался сердитый голос:

– Бери, бери, чего смотришь?! Глядишь, за это ещё когда обманешь бабушку…

Сколько лет с тех пор прошло! Уж давно нет на свете бабушки, нет и дедушки. А я всё не могу забыть того коня с розовой гривой, того бабушкиного пряника.

г. ЧУСОВОЙ,

Пермской обл.

Меню статьи:

1968 год – время написания рассказа со странным названием «Конь с розовой гривой», краткое содержание которого мы представим ниже. Автор рассказа – Виктор Астафьев. Этот рассказ писатель включил в другой текст, созданный специально для детей, а именно: «Последний уклон».

Тематика «Коня с розовой гривой» – это процесс развития ребенка, когда дети становятся взрослыми. Виктором Астафьевым раскрываются проблемы трансформации мировоззрения ребенка, который покидает детство. Кроме того, рассказ включает элементы автобиографии, потому что Астафьев описывает эпизоды из собственного детства.

Для начала, мы скажем несколько слов о ключевых персонажах рассказа, без краткой характеристики которых трудно перейти к содержанию произведения.

Действующие лица «Коня с розовой гривой»

Речь ведет рассказчик, который одновременно выступает в тексте главным героем. Мальчик, рассказывающий читателям историю, приходится внуком Екатерине Петровне. Главный герой лишился родителей, мальчика воспитывает бабушка.

Также в повествовании выделяется фигура Саньки – сына Левонтия, который жил с рассказчиком по соседству. У Левонтия были и другие дети, но Санька – самый злой из ребят. Сам же Левонтий в прошлом служил моряком, но те времени бесследно исчезли. В рассказе описана также супруга мужчины – Васена.

Витя – главный герой произведения – с виду крепкий мальчик. Писатель сравнивает рассказчика с грибом-боровиком. Известно, что деревня, где живут Витя, бабушка и дедушка, расположена в глубине тайги. Бабушка Вити – крепкий орешек, женщина трудно поддается на жалость и слезы. Также Катерина Петровна тонко чувствует обман и ложь. Бабушка строже дедушки, старается держать внука в условиях дисциплины, требуя отчитываться о поступках. Шалости Катерина Петровна не поощряет.

Санька – соседский мальчик-хулиган – плохо влияет на Витю, обучая того нецензурным словам, грубости, проказам. Бабушке не нравится, что внук водит дружбу с детьми соседа, потому что влияние ребят способно испортить Витю. Соседские дети обманывают маму, грубят, ругаются, ссорятся, но Витя не привык лгать Катерине Петровне.

Бабушка – сильная женщина, на плечах которой держится все хозяйство. Женщина много трудится и устает. Вите жаль бабушку, встающую с рассветом. После того, как Витя обманул бабушку, совесть мучила его. Этот урок показал мальчику, что ложь и мошенничество – плохие товарищи. Писатель, однако, упоминает, что Катерина Петровна – женщина строгая, изредка практикующая даже легкие телесные наказания за проступки. Катерина Петровна тревожится, что из-за общения с левонтиевской бандой из внука вырастет арестант и плут.

Бабушка любит пошуметь, ведет себя громко, а когда произносит слова, то кажется, что «гремит». Достается как Вите, так и дедушке, который даже дал жене прозвище – генерал. Катерина Петровна – пожилая женщина, однако бабушка сохранила прежнюю бойкость, энергичность, трудолюбие. Женщина не любит алкоголиков, тунеядцев, ленивых людей.

Катерина Петровна – хорошая рассказчица. Героиня часто делится с соседями свежими историями и новостями. Проступок внука тоже превращатся в историю, в анекдот.

Дедушка героя, напротив, человек спокойный и тихий, герою свойственна мягкость и доброта. Витя чувствует комфорт рядом с дедушкой, свободу. Однако большую часть лета старичок проводит на земельном участке, расположенном вдалеке от дома, поэтому с внуком видится редко. Витя скучает по дедушке. Бабушка часто ругается на мужа, потому что тот балует внука, потакая шалостям мальчика. Катерина Петровна склонна много говорить, поэтому муж, уходя от конфликта, находит себе занятия, чтобы не слушать болтовню супруги.

Краткий пересказ повествования о коне с розовой гривой

Писатель начинает рассказ изложением истории из детства. Бабушка главного героя отправляет внука собрать землянику на увале. Мальчик решил выполнить задание бабушки вместе с друзьями – соседскими ребятишками.

Чтобы мотивировать внука, бабушка пообещала мальчику купить на вырученные от продажи земляники деньги пряник в форме коня.

Сладость была похожей на произведение искусства: розовая глазурь, детализация в изображении формы лошади, копыт, гривы. Обладание таким пряником означало, что соседские мальчишки будут оказывать почет тому, у кого есть такая сладость. Поэтому покупка пряника стала мечтой ребят.

Поход за земляникой

В поход за ягодами главного героя сопроводили дети соседа – Левонтия. Сосед занимался заготовкой леса, и когда получал оплату за труды, то семья Левонтия могла расплатиться с долгами, а также устроить роскошный пир для детей. Рассказчик старался в этот момент попасть в гости к соседям, чтобы попробовать вкусной еды. Бабушке главного героя не нравились поползновения внука гостить у Левонтия, так как женщина считала, что не стоит «объедать» пролетарскую семью. Однако соседи радушно относились к рассказчику, желая осиротевшего мальчика.

Семья Левонтия

Деньгам, принесенным Левонтием, быстро приходил конец, поэтому жена героя брала взаймы деньги у соседей. Бедность постоянно преследовала семью Левонтия. Хозяйства семья не держала. Кроме того, для того, чтобы помыться левонтьевскому семейству приходилось ходить в баню к соседям. Вместо забора весной ставили худой тын, который использовался в качестве дров осенью. Бабушка упрекала Левонтия за такой образ жизни, однако мужчина отвечал, что ему по нраву слободская жизнь. Частично это оправдывалось былыми привычками Левонтия к стилю жизни матроса.

Жизнь матросов отпечаталась на Левонтие. Тоскуя по былым временам, мужчина выпивал, когда получал деньги, а по вечерам семейство напевало моряцкие песни.

В одной из песен рассказывалась история о привезенной африканской обезьянке, которая чувствовала тоску по горячей родине. Застолья, которые устраивал Левонтий по случаю получки, заканчивались тем, что глава семьи буянил и пугал детей и жену.

Супруга с ребятишками убегали из дому, пока Левонтий бил посуду, стекло, кричал и плакал. Протрезвев утром, герой принимался за починку поломок в доме.

Возвращение к походу за земляникой

Итак, с детьми Левонтия главный герой и отправился в сторону увала в надежде собрать достаточно ягод, чтобы получить заветный пряник в виде розовогривой лошади. Однако соседские мальчишки, компаньоны рассказчика в походе за земляникой, подрались, потому что старший сын Левонтия увидел, как браться не собирают ягоды, а едят. Как следствие ссоры, собранные ягоды рассыпали и съели, после чего мальчики спустились к реке. Водоем назывался Фокинская речка. Но перед этим ребята заметили, что ягоды, собранные в банку рассказчиком, остались на месте. Мальчишки подначивали главного героя, чтобы тот тоже съел землянику. Когда рассказчик сдался, все пошли к реке.

Вечером, нагулявшись, рассказчик опомнился: банка пуста, ягод нет. Мальчику стало стыдно, что бабушка разочаруется в нем. Санька – сын Левонтия, научил мальчика, как обмануть Катерину Петровну. Обман состоял в том, что в сосуд для ягод мальчики насыпали травы, лишь на верхушку – немного земляники. С этой «добычей» мальчик и пришел домой.

Обман и плата за молчание

Катерина Петровна не проверила корзинку с ягодами. Тщательно похвалив внука, бабушка подумала, что поутру отвезет туес на рынок. Рассказчик поделился успехом с Саней, но мальчик потребовал заплатить за то, чтобы сохранить проделку в тайне. В качестве платы рассказчик должен был принести Сане калач. Однако одного калача оказалось мало, поэтому Саня поедал калачи, пока не насытился. Рассказчика мучила совесть: обман бабушки, кража выпечки. Утром, проснувшись, мальчик решил: надо признаваться.

Но было поздно: Катерина Петровна забрала корзинку и увезла на рынок – на продажу. Рассказчик испугался, подумав, что хотелось бы погостить у дедушки. Характер дедушки отличался мягкостью, а бабушку мальчик побаивался. Страшась возвращения бабушки, главный герой отправился рыбачить в компании Саньки. Во время рыбалки из-за холма показалась лодка, в которой находилась бабушка героя. Катерина Петровна злилась и показывала проказнику кулак.

Возвращение домой

Рассказчик боялся возвращаться домой, ведь бабушка выглядела очень разгневанной. Вернувшись поздно вечером, главный герой спрятался в кладовой, которая служила мальчику временным пристанищем. Тут даже была приготовлена импровизированная постель, вымощенная половиками на старом седле. Устроившись в кладовой, рассказчик грустил о погибшей маме. Торговля ягодами – семейное дело. Мать главного героя тоже собирала землянику и возила ягоды на рынок – на лодке. Однажды лодка перевернулась – ее перегрузили вещами. Мать мальчика упала в воду, зацепившись косой. Женщина не смогла выбраться, утонув в реке. Вода долго не отпускала несчастную утопленницу – это мучило Катерину Петровну.

Дорогие любители русской литературы! Предлагаем вашему вниманию Виктора Астафьева.

Утром рассказчик проснулся и понял, что дедушка дома. Дедушка нашел внука в кладовой, поговорил с мальчиков, объяснив, что следует извиниться перед бабушкой. Катерина Петровна долго ругала и срамила нерадивого внука, после чего покормила завтраком. Поступок мальчика превратился в шутку.

С особенной ностальгией писатель вспоминает, что бабушка подарила пряник в виде коня, несмотря на невыполненные условия «договора». Рассказ заканчивается горечью воспоминания, потому что с момента этой истории прошли десятки лет, бабушка с дедушкой умерли, писатель – пожилой старик, который до сих пор помнит чудесного розовогривого коня.

Специфика «Коня с розовой гривой»

Рассказ о прянике на самом деле скрывает глубину воспоминаний и жизненный урок, повлиявший на всю жизнь главного героя – мальчика, проказника, устыдившегося нравственно некрасивого поступка. Рассказ включает лейтмотивы, которые внимательный читатель найдет также в «Последнем уклоне». Это воспоминания о смерти матери, об образах бабушки и дедушки, об отношениях с соседским семейством, в частности, с мальчиком по имени Санька.

Рассказчика зовут так же, как автора, – Виктором. Вчитавшись повнимательнее в текст рассказа, нетрудно заметить, что произведение распадается на две части. Первая часть повествует о поступке Вити, об обмане бабушки, вторая – рассказывает о стыде, раскаянии, которые способствуют духовному становлению главного героя. Эти части одновременно представляют и центральные проблемы рассказа.

Особенности композиции рассказа Виктора Астафьева

Рассказ не отличается оригинальностью композиции, однако произведение характеризуется определенной спецификой размещения сюжетных элементов. Классическая схема изложения событий в последовательности развертывания сюжета тут нарушается. Сначала идет завязка, однако за этим элементом следует изложение экспозиции, характеристика развития событий рассказа, кульминации и, наконец, развязки. Автор – признанный мастер лаконичных, сдержанных пейзажей и портретов, похожих на эскизы больше, чем на законченные картины. Художественный минимализм придает рассказу изюминку, литературную выразительность.

Развязка произведения состоит в просьбе Катерины Петровны принести земляники. Экспозиция рассказа представлена описанием семейства Левонтия, характеристикой отношений семьи Вити (рассказчика) и соседей. События развиваются, когда мальчики отправляются за ягодами. Рассорившись, съев собранную землянику, дети Левонтия убеждают Витю обмануть бабушку. Придя домой, рассказчик волнуется, заметит ли Катерина Викторовна то, что в корзине ягоды лежат только сверху, а внизу – трава. Развязка произведения наступает, когда бабушка обнаруживает обман и отчитывает внука. Приезжает дедушкаа рассказчика, призывая мальчика попросить у бабушки прощение. Витя мирится с Катериной Петровной и семья завтракает.

Виктор Астафьев написал произведение в 1963 году, когда в литературе торжествовал реализм, поэтому рассказ можно смело отнести к этому направлению.

По следам истории создания рассказа

Как мы упоминали выше, писатель создавал произведение, учитывая собственный опыт, биографию, переживания прошлого. Перед нами – реконструкция памяти автора «Коня с розовой гривой».

Мать Виктора Астафьева умерла, когда мальчику было 7 лет. Женщина погибла так, как описано в рассказе: лодка, в которой находилась мать автора, перевернулась, женщина утонула в реке. После этого отец мальчика нашел другую жену, отправив сына жить в детском доме. Тот факт, что читатель, пробегая глазами текст рассказала, касается реальных событий, делает произведение трогательным и грустным.

После смерти матери у мальчика остались двое близких людей – бабушка и дедушка. С бабушкой, Потылицыной Екатериной Петровной, Виктора связывали по-особенному тесные отношения.

Дорогие читатели! Предлагаем вашему вниманию в основе которого реальный случай из жизни писателя.

Также Витя общался с соседями – семьей бывшего моряка Левонтия. Соседское семейство писатель тщательно выводит на страницах рассказа. Деревня, многодетная семья Левонтия, дружба с Санькой – левонтиевским сыном, рыбалка, купание в реке, приключения, в которые часто попадали мальчишки, отпечатались в памяти будущего писателя.

Символы рассказа и значение повествования о прянике

Символике названия рассказа стоит уделить отдельное внимание. Писатель использует образ пряника в виде розового коня, который напоминает о людях, оставшихся в сердце навсегда, о событиях детства, о беззаботности и непосредственности, свойственной детям, пусть даже пережившим тяжелые испытания и боль.

Проблема детства, взаимоотношений между поколениями – важные мотивы произведения Виктора Астафьева. Писатель стремится продемонстрировать читателям необходимость иметь чистую совесть по жизни, без которой не достичь покоя. Чистая совесть приобретается, когда человек учится говорить правду, избегать лжи, не совершать поступков, за которые потом будет стыдно.

Воспоминание об этом эпизоде детства – это исповедь уже пожилого человека, воспоминания которого свежи, будто события рассказа произошли вчера.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.